«Мамочка, родная моя мамочка! Сестрички мои, где вы? Почему я не могу вас найти?» - плакала, ползая на коленках по пепелищу, худенькая девочка Стася. Она разгребала ручонками землю, пытаясь перевернуть обгоревшие, неузнаваемые тела без волос, в остатках одежды... «Мамочка, родная, где ты? Мне страшно», - шептала обессиленно Стася. И продолжала упорно искать какой-нибудь лоскут материнской юбки или шерстяного платка, который мать не снимала с плеч. Устала, села, обвела взглядом чёрные столбы-печи вдоль улицы. Этих столбов было много, очень много, Здесь ещё вчера стояли хаты под соломенными крышами, а в хатах жили люди. «Господи, где же ты, Господи! Почему ты позволил убить нашу деревню?!» - обратилась она к небу...
Нашла, наконец-то нашла... Мать держала в охапке обеих сестрёнок мёртвой хваткой: грудную Маришку в обгоревшем куске одеяла - у сердца, а двухлетнюю Стефанию - на животе. Плакать Стася уже не могла... Вечер, тишина. Снег на убитых не тает. Рядом с мёртвыми телами обгоревший дуб. Стася попробовала выкопать могилку. «Надо похоронить», - стучало в детской головке. Но только в кровь руки извела. «Может, я одна осталась на свете?» - подумала она. Но у колодца в груде мусора зашевелился сонный двоюродный братишка Яночек. «Нет, не одна», - сказала себе девочка. Разбудила Яночека, и они побрели в лес. В тот день девятилетняя Стася стала взрослой.
Мама не любила вспоминать вслух о своём детстве. От наших просьб отмахивалась: «Плакать буду», и только когда мы стали старше, рассказала. В 1941 году немец хозяином прошёл по белорусской земле. По всем дорогам грохотали танки, стреляло оружие, слышалась лающая немецкая речь. Местное население с остатками действующей Красной Армии объявило войну фашистам в тылу. Все взрослые здоровые мужчины ушли в леса, в деревнях остались старики, женщины и дети. Сильно стали лютовать фашисты, когда наша армия погнала их на Запад, Учинив злобные расправы над беззащитным населением, оставили после себя на белорусской земле более шестисот сожжённых деревень и тысячи погибших людей.
В маминой деревне было 120 дворов. В том сарае, где Стася нашла обгоревшие тела матери и младших сестрёнок, немцы сожгли более пятисот жителей деревни Мишаны. Семьи того времени были богаты детьми - в каждой росло по пять-восемь погодков. Мой дед, мамин отец, и её старший брат ушли в партизаны. Мама же жила в няньках у тётки в соседней деревне - в семи верстах от своего дома. Мама всю жизнь помнила о том страшном дне 8 февраля 1943 года, когда они с четырёхлетним Яноком ушли из одной огненной деревни и пришли на пепелище другой.
В той огненной деревне они с Яноком спаслись чудом. Вот как это было. Ранним утром тётка, обрядившись со скотиной, ушла по делам в другой конец деревни к подруге Ванде. А спустя час немцы окружили деревню - о надвигающейся беде жителей известил истошный лай собак. И вскоре умолк, потому что немцы расстреляли собак. А затем выгнали из хлевов коров, свиней, овечек и стали сзывать людей в клуб. Сказали, что на собрание. Кто отказывался идти, расстреливали. Мама в окно увидела, как в соседний дом вошли немцы и полицай. Услышав автоматную очередь, Стася заметалась по хате. Схватив Янока, спряталась с ним в русской печи, где стояли горшки с неостывшей ещё едой. Со словами: «Матка, дай млека, яйка, сала, горилки, полотна на портянки, сегодня всех вас будут убивать» ввалились три немца. Не увидев в хате людей, подожгли рушник с иконой в переднем углу, прихватили пуховое одеяло и, насвистывая, вышли на улицу, А спустя какое-то время Стася услышала звон разбитого стекла и грохот - то рванула брошенная немцами в окно граната. Но печь уцелела, и Стася с Яноком до ночи сидели в ней. С улицы до них доносились крики и плач людей, автоматные очереди. От гари и дыма было трудно дышать.
Ночью они с Яноком пошли в деревню Мишаны, которой уже не было...
Потом Стасю гнали в Германию. Освобождали и снова гнали. До конца войны Стася с такими же сиротами, как она, работала у одной хозяйки в Эстонии. После войны по вербовке приехала на деревообрабатывающий комбинат. И осталась в Архангельске.
В 1965 году мама возила нас с братом на свою родину - в Мишаны. Стояло жаркое лето. Деревня встретила нас необъятной ширью лесов и перелесков, буйной зеленью лугов, травой по пояс, густой порослью молодых берёз и большим яблоневым садом. Сад сельчане заложили в память о погибших в годы Великой Отечественной войны. Обгоревший дуб стоял на том же месте. От него разрасталась свежая ветвь, знаменующая начало новой жизни деревни. На общей могиле заживо сожжённых жителей Мишан стоит обелиск. 9 мая и 22 июня к нему приходят пожилые и молодые жители деревни. Здесь не произносят громких речей, здесь говорят тихо и не прячут слёз. В этой могиле почти у каждого жителя Мишан лежит родственник или знакомый, погибший от рук озверелых врагов. В том кошмаре уцелел только один человек - 13-летняя девочка. Как она потом рассказывала, в сарае, куда фашисты согнали жителей деревни, было так тесно, что рук не поднять. От крика людей дрожали стены. В какой-то момент её дедушка подтолкнул девочку к стене, чтобы она могла убежать, когда стена рухнет. Но немцы стояли цепью вокруг сарая и достреливали недогоревших в пламени. Девочка же была ранена и отлежалась под трупом упавшей на неё соседки.
