«Россия — родина слонов»? Нет — мамонтов

Андрей Никонов • 17 сентября 2017

    На самом деле, есть России, чем гордиться, — мамонтами. Недаром издавна бивни подземных чудовищ так ценились во многих странах, а западные научные общества тратят колоссальные средства на то, чтобы вывезти в неразмороженном виде туши найденных в Сибири гигантов в свои лаборатории.

    В России (а где же еще?!) недавно проходила специальная конференция в честь двухсотлетия обнаружения и начала изучение мамонта. В определенном смысле можно сказать: Россия — родина мамонтов. И уж, во всяком случае, родина их изучения. И почему бы этому факту, как и множеству действительных отечественных достижений, не быть предметом гордости?

    Слоново-мамонтовая тема, возродившаяся недавно в научных кругах, необъятна. Здесь ограничимся некоторыми фрагментами, наиболее интересными для жителей столиц, северной и южной.

    Палеонтологические конфузы

    Недавно мой добрый знакомый, известный специалист по радиоуглеродному датированию древних органических остатков Л.Д. Сулержицкий, рассказал некий палеонтологический казус.

    В 20 — 30-е годы при земляных работах на одной из столичных улиц обнаружили кости слона. Они попали в Палеонтологический музей. Появилась публикация, где обосновывалось выделение новой для науки формы древнего слона Paleoloxodon. Кости остались в фондах Палеонтологического музея, а обогащенная палеонтологическая наука продолжала развиваться. И вот недавно, три четверти века спустя (хорошо, что в музеях кое-что сохраняется), рассказчик, питающий особый интерес к определению возраста именно по костным останкам, взял кости на анализ. Слон новой формы, оказалось, окончил свои дни 200 лет назад. В XVIII веке. И где — на улице Москвы. Неизвестно, как выйдут из конфуза палеонтологи, но думается, не избежать научного закрытия.

    А вспомнил я этот рассказ в связи с другой находкой, о которой когда-то прочел в солидном научно-популярном журнале «Природа» за 1947 год. Сообщалось, что осенью 1941 года в выкопанной траншее автор заметки нашел в земле череп и кости носорога. Он тогда спрятал все собранные носорожьи останки в ближайшую трансформаторную будку, а после войны, вскрыв ее, обнаружил на месте только череп. Он и был воспроизведен в виде фотографии в журнале. Судя по всему, автор никакого отношения ни к палеонтологии, ни к геологии не имел. Однако носорог определялся как принадлежавший к виду Coelodonta antiquitatis, то есть шерстистому носорогу. Этот вид, как известно, жил в ледниковом периоде и исчез на Русской равнине почти одновременно с собратом — мамонтом — около 10 тысяч лет назад. Самое интригующее в заметке состояло в том, что кости носорога выкопаны были с глубины 1,5 метра. И где?! В Ленинграде, на Суворовском проспекте, близ угла с 9-й Советской улицей.

    Специалист по четвертичной геологии не может не быть удивлен в высшей степени. Территория Петербурга лежит на высоте всего нескольких метров над Финским заливом и после стаивания здесь последнего материкового оледенения (по новейшим данным, примерно 15 тысяч лет назад) практически непрерывно покрывалась обширными водными бассейнами. Ну, право, не по морям и озерам же плавал носорог.

    Обложившись справочниками, я обнаружил две вещи. Во-первых, Суворовский проспект располагается на высоте примерно 3 метра над ординаром Невы, и его подпочва сложена осадками, несомненно, очень молодого возраста, дельтовыми или морскими отложениями последних тысячелетий. Канава на Суворовском проспекте копалась в минеральных отложениях. Нахождение шерстистого носорога в столь молодых осадках исключалось.

    Еще более любопытным оказалось обращение к старым названиям петербургских улиц. Знаете, как в середине XIX века назывался Суворовский проспект? Слоновьей улицей. Слоновья улица значится уже в городском кадастре 1792 года. Это навело на веселые догадки. Дальнейшее обращение к известной книге ленинградских филологов К.С. Горбачевича и Е.И. Хабло «Почему так названы?» дало ожидаемый ответ: неподалеку, на Знаменской площади (Восстания), находился «Слоновий двор». Именно там и размещали вместе с прислугой прибывавших из Персии в подарок слонов. И выгуливали слонов по отведенным улицам, прохожие же забрасывали и слонов, и служителей разным непотребьем, нанося служителям увечья.

    Вряд ли в те времена, когда не существовало надзорного ока санэпидстанций, трупы павших животных отвозили за город. Скорее, выкапывали яму поблизости от слоновника. А может быть, во время жутких наводнений 1777 и 1824 годов, когда погибали тысячи людей и животных, судьба настигла и злополучного носорога? И оставался он в петербургской земле до тех пор, пока незадачливый любитель древностей не наткнулся на его останки в случайной канаве. А известный журнал опубликовал современного носорога африканского под видом вымершего шерстистого.

    Палеонтологические конфузы (по научному — «заблуждения») случались в прошлом, особенно в XVIII веке, многократно. Вот, например, что писал на сей счет энциклопедист Вольтер применительно к тогдашним находкам во Франции: «Несколько лет тому назад открыли или считали, что открыли, около Этампа скелеты оленя и гиппопотама, и отсюда сделали вывод, будто Нил и Лапландия некогда лежали на пути из Парижа в Орлеан. Но скорее следовало бы подумать, что некоторый любознательный человек имел когда-то в своем кабинете скелеты оленя и гиппопотама. Сотни подобного рода примеров побуждают нас к долгому исследованию, долженствующему предшествовать убежденности». Этот пассаж напомнил мне случай в родном Ленинграде. В 1947 году во дворе университета дворник обнаружил кости, которые по доставлении в Зоологический музей Академии наук (вот вам роль дворников в палеонтологии!) определены были как принадлежащие носорогу шерстистому — современнику мамонта. И, представьте, они были взяты в фонд музея. Подозреваю, что это те самые остатки, которые известный специалист по фауне ледникового периода В.И. Громов обнаружил и опубликовал еще перед Отечественной войной и которые хранились на геологическом факультете университета, пока не оказались в углу его двора (роль отдельных научных работников в палеонтологии).

    Конечно, в отличие от века XVIII, находимые костные остатки уже не приписываются таинственным подземным зверям, химерам или проделкам дьявола (научный прогресс!). Но жестокие казусы подстерегают исследователей, редакторов, а значит, и читателей не столь уж редко. Автор и сам попадал впросак с «палеонтологическими находками».


    Допотопные «жители» столиц

    А что же все-таки известно о действительно древних животных на территории российских столиц? Говорить здесь надо, конечно, не о слонах, но о мамонтах и их современниках — шерстистых носорогах, бизонах, овцебыках и др., одним словом — о фауне ледниковой эпохи. На Русской равнине остатки мамонтовой фауны весьма многочисленны. В пределах только собственно Москвы остатки мамонта обнаружены знаете в скольких местах? В шести! Сходите в Палеонтологический музей Российской академии наук — увидите целый череп травоядного гиганта, найденный в Сокольниках. А вот скелет из-под бывшего с. Троицкое и кости из котлована под храмом Христа Спасителя, о них — увы — можно только прочесть. Москва отличилась еще и тем, что в ее земле находили мамонтового прародителя трогонтериевого слона. Это уже не курьез, а полный серьез. Вот только датировать в абсолютном исчислении эти находки москвичам не удалось.

    А чем может похвалиться Петербург? Если верить вышедшей в 1995 году базе данных по фауне бывшего СССР, то на всем северо-западе России вообще нет никаких находок фаунистических остатков конца четвертичного периода, то есть последних примерно 150 тысяч лет. «Все врут календари».

    В 2001 году мне пришлось работать на карьере в верхнем течении р. Невы. Песчаные карьеры бывают кладезями палеонтологических находок. Конечно, я не упустил случая расспросить «старожилов». После недолгих экзаменаций выяснилось: да, действительно, в 60-х годах экскаваторщик Андреев поднял ковшом своей машины с глубины 8-10 метров кости мамонта. Находку забрали в Ленинград. Боюсь, что научные концы «канули в воду». Но сам факт находки остатков мамонта здесь подвергать сомнению нет оснований. Судя по указанию места находки и глубины, надо полагать, мамонт этот гулял по приневской равнине в позднеледниковое время. Когда точно? Вряд ли удастся это узнать.

    А пока можно ориентироваться на другую недавнюю находку. О ней рассказал опять-таки Л.Д. Сулержицкий. Ему позвонили из Череповца, где обнаружили остатки волосатого колосса. Конечно, Леопольд Дмитриевич, как истый «охотник за мамонтами», такую возможность не упустил. Результат его удивил.

    Считалось, что 10-9 тысяч лет назад ареал распространения мамонтов уже сдвинулся далеко на север, куда отступил ледниковый покров. А тут получилось — время гибели череповецкого экземпляра 9,7 тысяч лет назад. Исследователь допускает, что ареал обитания животного оказался разорванным — часть популяции ушла вслед за отступившим краем льда, а часть сохраняла местообитание на широте Петербурга. Тут надо вспомнить еще одну находку остатков мамонта, сделанную уже давно на южном берегу Финского залива. Речь идет об известной мезолитической стоянке Кунда в Эстонии. Обитавшие в это время на острове среди обширного озера мезолитические охотники, как оказалось, имели дело и с мамонтом (или его остатками?). Получается, что мамонты гуляли по окрестностям на широте Санкт-Петербурга около 11-11,5 тысяч лет назад. Но вот потепления в период 9-7 тысяч лет назад пережить в этих широтах они уже оказались не в состоянии. И уступили сцену другим животным, более приспособленным. Впрочем, это еще предстоит доказать радиометрическими методами.

    Казалось бы, именно в России, где история находок и изучения мамонта насчитывает 200 лет, мы должны сохранять приоритетные позиции по всему мамонтовому фронту. Увы! Сказываются наше техническое отставание и экономические ограничения. Инициативу перехватили западноевропейские исследователи. В частности, соседняя Финляндия. У нас по всей европейской России едва ли найдется несколько радиоуглеродных датировок остатков мамонтовой фауны. В Финляндии и Эстонии их теперь десятки. И вот обнаружилось: во-первых, мамонты обитали не только по окраинам, но и в сердце Фенноскандии, во всяком случае 45-30 тысяч лет назад. А это значит, что в то время там была безледная территория. Новые данные в этом смысле вполне подтверждают представления, давно отстаиваемые русскими и шведскими палеогеографами.

    Гораздо более неожиданным оказался, хотя и единичный, но принципиальный факт. С начала ХХ века в Хельсинкском музее хранилась случайная находка — фрагмент бивня мамонта. Недавно фрагмент удалось датировать по новой, вполне совершенной методике. Результат кажется невероятным. Животное погибло 15,5 тысяч лет назад! Между тем, по всем канонам, Скандинавия в это время была покрыта мощным ледниковым панцирем толщиной не менее километра. Многие до сих пор считают, что в это время территории не только окрестностей нынешнего Финского залива, но даже бассейнов рек Луги, Ловати, Волхова и других находились еще подо льдом, а от долины Невы край ледника отступил 12-11 тысяч лет назад. Что же, надо менять всю хронологию и устоявшуюся схему? Одной датировки все-таки мало. Растительность же, по которой тоже можно было бы провести датирование, была в период отступления льда крайне скудной.

    В таком случае мамонтовая фауна оказывается ключом к разрешению проблемы. Вот мы и вернулись к вопросу: а есть ли в Петербурге (и около) остатки мамонтовой фауны? Или иначе: находились ли в Петербурге кости доисторических животных?

    Находки… в музее

    Я пришел с этим вопросом в Зоологический институт РАН к хранителю фондов Геннадию Федоровичу Барышникову. Он встретил мой интерес довольно скептически. Никто этим вопросом в академических учреждениях Петербурга не занимается, публикаций нет, и за время его 20-летнего служения в институте он не помнит каких-либо поступлений в фонды музея.

    «Раньше о всякой находке становилось известно, и она так или иначе попадала в музей. Теперь никого это не интересует и ничего не сообщают».

    В этом я уже убедился. Знал я также, что в одной из публикаций еще начала XIX века отмечены находки черепа носорога на Мойке и «слоновьего зуба» на Московском тракте. Пытался искать на кафедрах университета. Прослышав от знакомых, что крупный фрагмент мамонта находится на географическом факультете, позвонил знакомому профессору.

    - Да, на кафедре долго находился фрагмент бивня. Украли.

    - .?!

    Но все же музей не совсем то же, что кафедра. А вдруг?

    Для пущей надежности Г.Ф. Барышников рекомендовал просмотреть журналы поступлений, благо они велись аккуратно и по каждому виду животных. Мы выбрали для начала мамонта, и я углубился в изучение содержимого. Находки поступали со всей России. Я взял пухлую папку «Европейская Россия» и…

    Конечно, у меня была надежда найти кое-что. Но столько?! И в самом Петербурге! Первая запись относилась к 1828 году, последняя к 1969. А всего по Санкт-Петербургу и области — 17 записей. И это только по мамонту и только в одном музее. Находили и зубы, и обломки бивней, и трубчатые кости конечностей. Все фрагментарно, связных частей скелета не обнаруживалось. Но интересно: обозначились места концентрации находок. Особенно «повезло» Васильевскому острову и ближайшим к нему. То есть самой дельте Невы. Здесь известно целых шесть находок. И все они на небольшой глубине. Как они могли попасть в приповерхностные отложения дельты? Не иначе как при размыве более ранних отложений выше по течению реки.

    Каков может быть возраст остатков? Об этом легче всего судить по находкам в работающих еще с довоенного времени карьерах у станции Шапкино, примерно в 40 километрах к юго-востоку от Петербурга. Здесь остатки обнаруживали в отложениях позднеледникового комплекса.

    А все же, когда мамонт и его спутники гуляли по тундростепям будущих долины Невы и Ленинградской области? Когда здесь появились? Когда покинули пределы? Ушли ли вслед за отступающим краем ледникового покрова или вымерли здесь на месте? Этими вопросами российские специалисты не занимались. О сибирских мамонтах нам известно гораздо больше, чем о близких, «домашних». Но приходит время. Теперь, наконец, у группы энтузиастов прорезался интерес, зашевелились извилины. Не пройдет и нескольких лет, как мы сможем подтвердить то, что уже знают наши западные коллеги.

    Свежая новость

    Похоже, однако, я «переборщил» в «преклонении перед Западом». Может оказаться, что мамонты и шерстистые носороги заселили нашу землю, землю наших столиц, во времена более чем отдаленные.

    Я уже упоминал об одном из карьеров в верхнем течении Невы, где экскаваторщик нашел остатки мамонта. Но, оказывается, в этом же карьере в течение последних лет землесосный снаряд вместе с песком время от времени высасывает кости древних животных. Возраст костей выходит за пределы нескольких десятков тысяч лет. Точный возраст самих таких костей определению физическими методами не поддается. Но вот недавно новый оптический люминесцентный метод датирования позволил определить возраст песков, из которых, по всей вероятности, извлекаются кости. Это совершенно новые возможности познания.

    Так сколько же? И произнести боязно. Сто сорок тысяч лет! Сам по себе подобный возраст межледниковых отложений не так уж и удивителен, в других частях России и Европы известны и гораздо более древние отложения, в том числе с ледниковой и межледниковой фауной. Но на нашем северо-западе?! Ничего похожего в находках фауны здесь не предполагалось. А ведь животные — мамонт и шерстистый носорог, — чьи кости извлекает земснаряд, могли жить в долине Невы и еще раньше.

    Вот вам и «Россия — родина слонов». Пусть мамонтов и носорогов (шерстистых). Пусть не родина — обиталище. Столь раннее! Тут уж не до шуток. Во всяком случае, ученым.