Как человек сам себя сотворил

Кирилл Ефремов • 24 мая 2017
Современный человек — создание во всех отношениях необычное. Оказывается, еще и тем, что генетические различия между всеми людьми Земли ничтожны. Чего не скажешь о внешности — наверное, нет в природе еще одного такого же пестрого вида! Что же сделало возможным такое разнообразие?


    История и обстоятельства жизни малых и больших этнических групп.

    По образу и подобию своему

    Помните плакаты, символизирующие «дружбу народов»? Три разноцветные физиономии. Ученые полагают, что такие лица можно было встретить на Земле лишь в последние 10-12 тысяч лет. Это в лучшем случае одна десятая (а то и пятидесятая) времени существования хомо сапиенса. А до этого?

    До этого в человеческом облике сочетались черты разных рас, порой совсем не характерных для данной местности. Например, у людей Сунгиря (Владимирская область) «монголоидные» скулы, а во Флорисбаде (Южная Африка) обнаружено «австралоидное» надбровье. Однако их обладателей нельзя причислить к одноименным расам (отсюда кавычки) — мешает несходство других признаков и полное несовпадение ареалов.

    Разумеется, расы появились не вдруг. Многие из присущих им признаков возникли в глубокой древности. Так, например, у восточных африканцев конечности вытянуты, что позволяет им избавляться от излишков тепла. Точно такие же пропорции были у людей, живших здесь полтора миллиона лет назад. А вот сочетания признаков, характерные для каждой расы, появились относительно недавно. Что же стало тому причиной? На первый взгляд, ничего необычного: те же отбор, изоляция, генные дрейфы и потоки, формирующие облик любой популяции.

    Вместе с тем (возьмем сразу быка за рога!) действовала и «чудесная» причина — отбор детских черт внешности и поведения. Фактически, это одно из проявлений «естественного искусственного отбора». Но разве такое возможно? — спросите вы. Ведь в школе мы отдельно учили «естественный отбор», который, как некая высшая воля, заставляет виды изменяться, и «искусственный отбор» — это если человек по собственной воле выводит новые породы. Никакой «демократии» быть не должно! На самом же деле, в природе не редкость, когда животные ведут селекцию внешности собственного вида по принципу «нравится — не нравится». Когда только «подобающая» внешность позволяет привлечь брачного партнера или стать вожаком. Или умилостивить старших, агрессивных членов группы — и, возможно, избежать смерти.

    Визуальный отбор порой создает такие причудливые формы жизни, что диву даешься. Не берусь утверждать, что человек здесь с самого начала стал рекордсменом. Но умение приходит со временем. И человек настолько увлекся, что перенес привычные принципы отбора «нравится — не нравится» на прочие виды, подвластные его воле. Поэтому одомашненные животные очень быстро утратили природную окраску и дикий нрав и стали пестрыми, ласковыми, послушными, игривыми — то есть инфантильными (как и сам хомо сапиенс).

    Выводя неисчислимые породы животных — от золотых рыбок до коров, люди в первую очередь интересовались экстерьером и лишь затем — проком.

    Это касается не только животных, но и растений, и даже экосистем. Окультурить, облагородить, сделать красивее. Пусть будет новая природа и… новый человек! Как известно, в первой половине ХХ века получили бурное развитие селекция и евгеника (коренное улучшение рода людского). Но это ведь очень старое занятие человека, самый первый и самый интересный результат которого — не собака или, скажем, пшеница, а он сам. А точнее, один подвид — Homo sapiens recens — человек разумный, современного типа.

    Огонь, вода и… бутылочное горлышко

    В книгах, по которым мы учились антропологии, о необычности расогенеза говорилось несколько завуалированно: значение рас у человека принципиально иное, чем у животных, велика роль социальности, качественного своеобразия отношения к окружающей среде, материального производства… «Было бы неправильно думать, что социальные факторы, ведя к «разрушению» расовых комплексов, не накладывали особого отпечатка на их формирование в прошлом…» — писали Я.Я. Рогинский и М.Г. Левин в обстоятельнейшем труде «Антропология». Упоминались там и перенаселенность, и «эстетический взгляд на внешние черты». Мудрые классики прекрасно понимали, в чем дело: среди прочих видов изоляции (географической, экологической, хромосомной), образующих расы животных, у человека особую силу приобрела изоляция поведенческая.

    Но все по порядку. С окончанием ледникового периода люди стали вести все более оседлую жизнь в условиях возраставшей плотности населения. Именно с этого времени расовые комплексы делаются контрастными и устойчивыми. Почему? Одна из причин в том, что человечество (особенно евразийское) прошло в ту пору через «бутылочное горлышко» резкого уменьшения размера популяций.

    В верхнем палеолите просторы тундр и холодных степей изобиловали добычей, позволяя прокормить довольно большие группы в несколько сотен человек. Затем наступил период, который по особенностям культуры называют «мезолит», а по экологическим условиям — «дилювий» — потоп. В это время воды тающего ледника создали множество естественных преград. На смену открытым пространствам, вскармливающим огромные стада копытных, пришли леса, где добыть сразу много пищи оказалось невозможно. Племенные группы сократились до полусотни человек (при том, что общая численность населения возросла). Усилились изоляция и дрейф генов, когда при одновременной гибели нескольких десятков человек редкая разновидность гена могла полностью исчезнуть либо, напротив, стать преобладающей. В этих условиях популяции-соседи приобретали различия за очень короткий период эволюции.

    Но даже малочисленные группы в мезолите прокормить было нелегко. Не удивительно, что возросла конкуренция между группами — а с ней и необходимость отличать «своих» (то есть родственников, носителей одинаковых генов) от «чужих». В плотно заселенных экосистемах это обычная проблема, которая у животных решается за счет дифференциации внешности (чаще окраски) и поведения (в первую очередь брачного). Не является исключением и человек.

    Яркий пример — Гвинея-Папуа, остров бесчисленных долин и буйства жизни, где виды животных, теснясь, распадаются на множество разновидностей, одна другой причудливее. Не отстает и человек — нигде больше на Земле не наблюдается такое разнообразие аборигенных физиономий, наречий и ритуалов. А способы украшения тела с одной Новой Гвинеи затмят пестротой выставку национальных костюмов всей Евразии. А языки! Говорят, что задача языка — объединять людей. Но, похоже, наоборот — разделять, уточнять различия между группами. В нашем примере, Гвинее-Папуа, языковые различия соседних племен нередко столь велики, что они совершенно не понимают друг друга. Точнее, «враг врага» — аборигены вели (и ведут) непрерывную межплеменную войну, «охоту за головами», на которой прическа и манера говорить играют роль кокарды и погон (а голова — знамени?). И такая ситуация была достаточно распространена в доцивилизованную эпоху.

    Скученность, конкуренция, война — слагаемые отбора у человека. Под их воздействием внутри групп возросли центростремительные силы («быть такими, как мы»), а между группами — центробежные («быть не такими, как они»). И человеческий род стал дробиться на множество устойчивых рас, теснящих друг друга.

    Еще один фактор расообразования — смешение. Оно порождает группы межрасовых метисов (таково, например, коренное население Алтая и Казахстана). А еще оно позволяет популяции вобрать гены автохтонного — местного населения (или наоборот, мигрантов), что нередко придает ей необычность, резкие отличия от соседей — таковы японские айны.

    Роль смешения менялась. В палеолите, в эпоху постоянных миграций, это была ведущая сила. Позднее, в мезолите и неолите, наоборот, усилилась изоляция, обеспечившая «сгущение» рас. А затем, в эпоху металла, смешение снова стало набирать силу. И набирает по сей день — похоже, вскоре человечество целиком станет метисным. Расы исчезнут, и разговор о них потеряет смысл.

    Человек разумный — бродяга, хищник и дитя

    Что такое Homo sapiens? Примат с повышенными хищностью, мигрантностью и военной хитростью. Расхожая точка зрения: «сапиенсы — это мы». На самом же деле, разнообразие сапиенса очень велико, даже колоссально. К этому виду относят множество двуногих приматов последних 200-300 тысяч лет. Сапиенс — это пигмей бамбути и чукча, неандерталец и кроманьонец, чудовищный «человек из пещеры Брокен-хилл» и элегантный британец. Иные настолько архаичны ликом, что едва ли кто из нас отважился бы назвать их «мы». Однако у них крупный «разумный» мозг. Так, у неандертальца его объем (1600 миллилитров) существенно превосходит современных австралийцев (1100 миллилитров). Некоторые формы сапиенса различаются на полметра по длине тела, другие — на полцентнера по весу. Пестрота этого вида — результат приспособления к самым разным условиями обитания.

    Если Homo sapiens — вид «пестрый» среди прочих видов, то его подвид Homo sapiens recens (к которому относимся и мы с вами) среди подвидов уже «наипестрейший». И причина тому не только разнообразие местообитаний, но и вмешательство «естественного искусственного отбора». Чем, в целом, выделяется наш подвид среди прочих приматов? Полагаю, способностью выживать в условиях скученности.

    Поясню. У всякой экосистемы, как и биосферы в целом, есть некий объем жизненного пространства, вмещающий, допустим, двести тысяч медведей или пару миллионов бобров. Человек — крупное, прожорливое млекопитающее с большой кормовой территорией. Поэтому первоначально биосфера была «рассчитана» всего на десяток-другой миллионов двуногих приматов тропических саванн. В дальнейшем человек заселил другие биомы Земли, искусственно расширив «вместимость биосферы». Однако в теплых ареалах плотность населения уже давно (вероятно, около полусотни тысяч лет назад) перевалила экологическую норму. А затем появились поселения, города — настоящие «экологические тюрьмы«…

    Именно перенаселенность спровоцировала усиление отбора на инфантильность. Ведь способностью быть «в тесноте, да не в обиде» обладает молодежь, будь то мальки, щенки, птенцы или младшие школьники. Для взрослого их галдеж и мельтешение нестерпимы: «А ну-ка замолчите, а то я с ума сойду!». Ряд качеств, сделавших человека человеком: подвижность мышления, коммуникабельность, лингвистичность, склонность к учению, игре и ласке, а также умение приспособиться к стрессу, характерны именно для детенышей. Впрочем, отбирались скорее не сами качества, а сопряженные с ними сигнальные особенности внешности: небольшие челюсти, округлая голова, «симпатичное» (читай детское) лицо.

    Как известно, «детские» черты внешности — мощный сигнал, подавляющий агрессию и запускающий покровительственное поведение (видоизмененные формы которого — проявление дружелюбия и сексуального влечения). Оттого пухлые губы, высокий лоб и большие глаза кажутся нам симпатичными или сексапильными. Кстати, отбор на инфантильную внешность породил моду на «очень стройных девушек», фактически обладающих пропорциями неполовозрелых девочек. При том, что в естественных условиях больший «экологический успех» имела бы фигура фрекен Бок, нежели Барби.

    Подобные идеи высказываются уже давно, однако относятся скорее к философии, чем к науке. Ибо чтобы говорить о поведенческих и эстетических факторах эволюции, нужно разработать и применять методы их изучения — а это непросто. Однако уже более двух десятилетий активно развиваются новые области науки, находящиеся на стыке антропологии и психологии. В частности, это антропоэстетика и сравнительная этология человека.

    Итак, условия скученности породили инфантилизацию, «впадение в детство». Причем в разных уголках Земли независимо. А если ситуация была обратной — климат суров, а плотность населения мала, — так же независимо шла матуризация (отбор «возмужалых»). Поэтому сходство черт между некоторыми человеческими группами нередко означает вовсе не родство, а лишь параллельное действие отбора. Примеры «взрослых» и «детских» комплексов черт есть в каждой расе. Среди европеоидов можно сравнить громадных мужественных черногорцев и хрупких ювенильных бенгальцев (чья огромная популяция, размером с население России, умещается всего лишь в дельте Ганга). Среди монголоидов — сравните массивных чукчей-китобоев и вьетнамских рыбаков в весе пера. Среди американских индейцев — северных могикан, что цепляют перьями облака, и амазонских яномами, что умещаются на спине морской свинки…

    Паломничество на Восток

    Мигрантность — удивительное качество экологии и поведения. Она довольно часто разграничивает систематически близкие группы животных (например, в составе зайцеобразных или хищных), делая одних — оседлыми, локальными видами, а других — видами широко расселенными, даже космополитными. Пожалуй (вывод неожиданный), неодинаковая мигрантность стала основной причиной подразделения человечества на два ствола: западный — домоседы, а восточный — путешественники. У них и ареалы под стать: очаг западный — это земля, а вокруг море, очаг восточный — море, а вокруг земля (Тихоокеанское кольцо).

    По существу, восточный очаг — окраина ойкумены, среди предков тамошних рас всегда были пришельцы с запада, некогда отважившиеся на великое путешествие. Поэтому, можно сказать, у человека восточного склонность к перемене мест «в крови» — мигрантность здесь повышена. Судите сами. Предки америндов прошли десятки тысяч километров до Огненной Земли. Австралоиды разбрелись на территории… половины Земного шара (от Индостана до островов Океании). Если верить теории Поля Риве, то они проникли даже в Америку через Антарктику. А для монголоидов (например, для эвенков) тысяча сибирских верст — не околица. Арктические монголоиды — эскимосы (по численности — население Серпухова) едва сумели уместиться на Гренландии, Канадском архипелаге, Аляске и Чукотке.

    В западном очаге миграций подобного масштаба в доисторическую эпоху не было. Тамошние «великие переселения» народов кажутся скромными прогулками по сравнению с «паломничеством на восток». Это касается как индоевропейцев, так и африканцев. В частности, перемещаясь по Африке, бушмены и негроиды даже не перешли Сахару и Синай. Вы скажете — мешала пустыня! Но, на самом деле, пустыня появилась там совсем недавно, оттеснив вполне проходимые саванны.

    Попробуем с этих позиций истолковать и различия внешности. Дело в том, что у населения восточного очага есть одна ключевая особенность: уплощенность лица (или, как говорят специалисты, слабая горизонтальная профилировка). Особенно в области глазниц. Но ведь именно сюда первым делом упирается наш взгляд, когда мы смотрим друг на друга. То есть это важный элемент визуального отбора. Получается, что на востоке такой отбор шел менее активно, чем на западе. Действительно, уплощенность области глазниц — архаическая черта, присущая древним гоминидам. Замедление эволюции лица на востоке коснулось не только глазниц, а, например, коронки зубов, которая сохранила более древнюю — усложненную форму.