Еще одна правда о войне

Александр Иванович Сумкин, ветеран труда, г. Северодвинск • 22 марта 2017

    В краткий перерыв пулей слетал домой и выскочил на улицу с большим бутербродом с маслом и колбасой. Перерыв еще не кончился. Подскочил Сергей Гужка: «Отколи немного, поделись». Гужка - мой друг из другого подъезда, живут они «культурно», но худо. Мачеха у него злющая, хоть и модная - в шляпке ходит, а им со старшим братом житья нет, хоть домой не ходи. Брат, ученик 10 класса, не любит дома бывать. Он отличник и почти все время с книгами, то в библиотеке (он там какой-то активист), то у друзей. А мачеха только и возится со своим родным сынком Славушкой. Из-за него и Сережке с братом нередко попадает. Отец - высокий, сухой, в очках, ителлигент-бухгалтер. Он всегда строго молчалив. Вся власть у нее, у мачехи.

    Наша же семья - из трех человек, отец, мать и я. Комната у нас самая маленькая, 3x4, а до этого жили в мужском общежитии, в бараке, где в одной комнате ютились четыре семьи, и моя кровать отделялась занавеской, в качестве которой использовался старый сарафан. У отца два класса начальной школы, третий - «коридор». Мама заканчивала ликбез. На эти занятия она нередко брала и меня, тогда еще дошколенка. Запомнилось, что в школе у них были не парты, а грубо отесанные столы. Отец работал лесокатом, а потом из-за плохого здоровья стал плотничать, мать грузила на машину доски, горбыли, опилки. Весь этот хлам увозили из лесопилки завода им. Молотова - им заваливали болото, готовя грунт под постройку бараков. Получали родители немного, но на нашу семейку хватало - и на хлеб, и на одежду (конечно же, б/у, с рынка).

    Гораздо трудней жилось другому моему закадычному приятелю - Ромке. Отец у него был тоже рабочий, получал мало. Мать не работала - домохозяйка, а ребятишек в семье пятеро. Садиков не хватало, на весь лесозавод был только один, вот и приходилось женщинам сидеть дома с ребятами.

    Но вернусь к своему повествованию. Тогда меня очень удивило, что перерыв затянулся да и ребята какие- то понурые. - Ромка, что вы все какие-то не такие? Что случилось? - Что, что, по радио передали, что еще ночью началась война! - Какая, с кем?! - С кем, с кем, будто бы с немцами. - Ну и что же теперь? - Беда теперь, вот что...

    Кусок в горле у меня застрял. Мы еще толком не осознали, что это такое, тем не менее и на меня, и на ребят эта новость подействовала удручающе. Все как-то молча разбрелись - не до игр. На другой день, придя в магазин за хлебом, я увидел большие перемень; Люди какие-то хмурые, раздраженные, даже злые, и всюду во всех отделах огромные очереди. В отделе «Мясо-рыба» куда-то исчезли с крюков на зеркальной стене мясные туши, огромные редкие рыбы. В других отделах уже нечего было покупать, удивило то, что вдруг все тетенька берут в наволочки, мешки муку и даже по нескольку пачек соли, коробки сахара.

    Отстояв очередь за хлебом, заметив, что все берут хлеба больше, чем прежде, я тоже проявил инициативу и взял вместо одного кирпичика черного хлеба два и две булочки.

    Дома рассказал матери о том, что увидел в магазине. Она вдруг торопливо зарылась в кошельке, дала еще денег, наказав быстрее лететь в магазин и купить соль, сахар и еще что-нибудь: - Беги, Шура, завтра ничего не будет. И я бегом в магазин. Истратил деньги на то, что осталось, - соль; спички, сухари.

    Война, ее угнетающее злобное дыхание охватило всех. Хмурые лица, серьезные, какие-то обреченные, а слезой, разговоры взрослых удрующе действовали и на нас. Откуда-то появилось много военых, на пустыре за школой стоялпоходные кухни, ресторан стал армейской столовой. У походных кухонь постоянно стояла очередь военных с котелками. В скверике, что был неподалеку от нашего дома, возле искусственного озерка шло обмундирование новобранцев. Гражданскую одежду снимали и бросали как попало в кучу. Мы, пацаны, вертелись тут же и поражались: как им не жаль бросать хорошие вещи. Два солдата, только что переодевшиеся в новенькие зелененькие гимнастерки, подошли к нам с Гужкой: «Ребята, вы тут близко живете? Сбегайте-ка принесите нам водички». Мы мигом принесли 2 ведра. Нас окружили солдаты, по очереди припадали к ведру, благодарили нас с Гужкой. Воды всем не хватило. Пришлось снова бежать, теперь уже на колонку. Некоторые военные ссыпали нам в карманы медяки, а один дяденька принес мне совсем новенькие полуботиночки: - На, пацан, подрастешь, износишь, жаль выбрасывать. Его примеру последовали и другие, начали одаривать нас всякой одеждой и обувью. Но тут прозвучала команда: «Становись!». И их увели от нас навсегда. А брошенную одежду вскоре увезли на машине в утиль. Наше счастливое детство кончилось. Теперь надо было спозаранку вставать и бежать занимать очередь за хлебом. Днем в магазине были пустые полки. Хлеб привозили к открытию и сразу же разбирали. За несколько часов до открытия возле магазина была уже страшная давка, особенно в дверях. Первый день занял очередь в четыре утра, получил номер 2345. Но хлеба мне не хватило. Впервые прожив день впроголодь, кое на чем, мы с Гужкой и Ромкой решили назавтра идти занимать очередь еще раньше.

    Но и на следующий день, заняв очередь пораньше и получив номер поближе, мы убедились, что хлеба нам опять не хватит. Перед самым открытием на высоком крыльце магазина собралась толпа крепких мужиков. Когда открылась дверь, они дружным напором оттеснили всех в строну. Многие стоящие впереди кубарем полетели с крыльца.

    В дверях и маленьком коридорчике образовалась такая давка, что никто не мог попасть внутрь магазина. Крики, ругань, стоны, слезы. Снаружи отчаянно свистит милиционер, но сам опасается сунуться в эту кучу. Мы топчемся вокруг крыльца, подавленные тем, что опять останемся без хлеба. Вдруг один дядя предлагает идею: - Ребята, давай по головам! И подбрасывает нас с Ромкой под потолок, прямо на людские головы. Мы по пластунски, на четвереньках ползем по чьим-то плечам и головам, не обращая внимания на несущиеся нам вслед ругательства. Пробираемся ко второй входной двери и, попав в магазин, сваливаемся в общую кучу. Вскакиваем, бежим к прилавку и оказываемся среди первых. Так что в тот день мы были с хлебом. А Гужку мужики затолкали в толпу. Его сжали со всех сторон так, что он даже не мог коснуться ногами пола и несколько раз терял сознание. Благо, что толпа занесла его в магазин. Потом через некоторое время милиционеру все- таки удалось навести порядок, и в магазин начали запускать по 10 человек. Мы, выйдя из магазина с другого крыльца и отнеся домой небольшой кирпичик черного хлеба и булочку, иногда успевали занять очередь еще раз и снова получить хлеб. Такой беспорядок продолжался недолго. Вскоре были введены карточки. И стало полегче. А до этого многие люди оставались голодными, без хлеба.

    Голодные ребятишки, многие из которых остались без родителей (отец на фронте, мать на работе), целый день были заняты поиском жратвы, в ход шло и воровство, и попрошайничество. Чаще всего ребятня крутилась возле полевых кухонь военных. Привлекал нас туда не только голод, но и любопытство. Нам очень нравилось наблюдать за военными. Все-то у них красиво: дисциплина, четкое исполнение команд, оружие, сложенное в пирамиды, и особенно полевая кухня. Где еще такое увидишь - суп и каша на колесах. Нам разрешали подойти поближе только в обед или ужин, после того как всех накормят. Нередко откалывалось и нам. Иногда бойцы оставляли для детворы в котелках суп, а чаще всего кашу. Особенно же мы любили повара. Этот молодой красивый боец в белом колпаке и куртке, окончив раздачу, кричал: «А ну, воробьи, налетай на кашу!» И в больших кастрюлях выдавал нам гречку с маслом и мясом. Мы, как и солдаты, носили свои ложки. В дни, когда много оставалось еды, мы порой объедались до блевотины.

    Но чаще всего голодали. Когда было особенно голодно, шли к столовой. Окна кухонного помещения были всегда открыты, и оттуда вместе с паром всегда шел вкусный запах.

    Мы упорно ждали, когда же толстые розовощекие поварихи выбросят что- нибудь на помойку. Особенно радовались, когда они вываливали выварку с костями и мослами.

    Тут уж мы вместе с собаками и кошками набрасывались на эту кучу, стараясь ухватить мосол побольше. Собаки рычат, скаля зубы, и у нас, ребят, без драк тоже не обходилось. Так и кормились. Но к сентябрю военных не оказалось, столовая закрылась, мы пошли в школу. Позднее мы сбились в компанию, разными путями добывающую еду, в том числе и при помощи воровства. Удивляло, что особенно ловко воровать и мошенничать в этом случае получалось у тех ребят, которые до войны были в школе примером - хорошо себя вели, учились на «отлично». Многие, наверное, удивятся: зачем, мол, писать такое. Не лучше ли рассказать о чем-нибудь героическом, например о самоотверженном труде в тылу женщин и подростков. Все это так. Мне и самому наравне со взрослыми пришлось от зари до зари трудиться в колхозе, после того как наша семья, спасаясь от голода, переехала в деревню. Познал все азы нелегкого крестьянского труда, и, поверьте, не было никаких поблажек в связи с возрастом.

    И все таки, я считаю, что люди должны знать всю правду о той войне, в том числе и о самых мрачных, неприглядных страницах ее истории.