Когда кончилась война, израненные и больные фронтовики тихо и быстро умирали. Ничего они не просили для себя, а уж тем более не клянчили. А горе-фронтовики, не нюхавшие пороха, сразу заступили на руководящие должности - председатель колхоза, председатель сельсовета, бухгалтер, бригадир. Принялись руководить измученными войной и непосильным трудом, растившими детей и кормившими армию вдовами - нашими матерями и сёстрами. Если что и заработали они при этих руководителях, то лишь мизерные колхозные пенсии. И терпели нужду до самой смерти. Выпросят вдовы у бригадира или председателя быка, запрягут в телегу, сложат в неё мешки с картошкой и овощами, выращенными на своем огороде, и везут на базар, чтобы дешёвенькую одежонку да обувку детям справить. Мне запомнилась, будто кино, вот такая картина. Везёт бык вдовью поклажу на базар, а вдовы рядом с телегой шагают. Их обгоняет «фронтовик» на ходочке с женой. Ногу в хромовом сапоге выставил, лошадь погоняет и хохочет...
А ещё жил в нашей деревне «фронтовик», который нигде не работал, но три машины имел, все медали настоящих фронтовиков, умерших после войны, у их родственников скупил, пасеку держал, мёдом торговал. Гоголем по деревне ходил. Бывало, собирается в город Троицк - чуб начешет, в костюм вырядится, медали на грудь нацепит, туфли надраит и садится в машину. Едет по улице да молодым бабёшкам подмигивает. За квартал до исполкома останавливается, надевает виды видавшее старье - пальто, шапку и пимы и ногу начинает волочить. И сильно прихрамывая, идёт в исполком просить колёса к машине и бензин. Получит требуемое и тащит к машине. Переоденется и едет в деревню королём.
Четырёх детей родил да вырастил, всех обеспечил и жильём, и машинами. Но такой был хам и хулиган! Многие от него поплакали.
В те годы, когда продуктов и промтоваров был большой дефицит, фронтовикам всё давали вне очереди. В 80-е годы стоим-томимся, бывало, в очереди за колбасой (по полкило в одни руки давали), подходит к прилавку «фронтовик». Кряхтит, раздвигает очередь локтями: «Я кровь проливал...» Однажды той женщине, что первая в очереди стояла, локтем в лицо двинул, отшвырнул бедняжку так, что стоявшие сзади неё упали. Взял две палки колбасы и ушёл. Мы поревели да с тем и успокоились. Но обида на сердце кровила как рана.
В восьмидесятые годы бытовую технику можно было только по талонам и спискам очередников купить. Однажды у меня сломалась стиральная машина. Мне без машины как без рук: семья - семь человек, мать парализованная, внук маленький, сама работаю. Очередь на «стиралку» у меня вторая. А в магазин привезли как раз две. Одну успел взять первоочередник, а за второй, пока я в корыте бельё достирывала, пришёл «фронтовик». Продавцы сказали: «Он тебе не уступил, а мы не имеем права отказать. Хотя он уже третью за год покупает».
И вот когда перед этим Днём Победы президент с премьером стали не один раз на дню по телевизору говорить, что всех участников войны надо заботой обнять - и деньги им дать, и квартиры, обида меня взяла. Я не против - пусть дают. Но почему же о нас-то, безотцовщине военной, кому сейчас по семьдесят и больше, не вспомнят?
